Да, Моцарт. Да, меня упороло. Да, ФлоМик. Что я могу ещё оттуда начать шипперить? хддд
85 слов чего-то непонятного.У его «Сальери» ногти на левой руке выкрашены в чёрный, а за спиной висит неизменная гитара.
Его «Сальери» пьёт по утрам крепкий чёрный кофе и слишком много курит, когда очень нервничает.
Его «Сальери» пишет безумные песни и неумело коверкает итальянское произношение имени своего «Моцарта».
Его «Сальери» никогда не путает настоящую жизнь и игру в театре. Потому что его «Сальери» самый прекрасный, удивительный и идеальный человек на всей планете.
И пусть для остального мира «Сальери» на века останется Сальери, для него, Микеланджело, он навсегда будет Фло.~***~
Мне грустно и непонятно ничего.
179 слов того, чего читать не рекомендуется. На ваш страх и риск, честноФлоран не спит, потому что спать, чувствуя, как что-то незримое давит на лёгкие и ты не можешь вздохнуть весьма проблематично.
Флоран не спит, потому что это лето во Франции слишком жаркое и душное, а за окном слишком шумят машины и ещё из-за чёрт его знает каких причин.
Флоран не спит, потому что сон – это привилегия и радость, которой он лишён весьма давно и видно на долгий срок.
Флоран не спит, потому что кошмары преследуют его во сне и на яву иногда тоже, но не так часто, как во владениях Морфея.
Флоран кричит во снах и видит то, чего он предпочёл бы никогда не видеть, навсегда забыть и оставить в прошлом.
Флоран не спит до тех пор, пока в его кровать бесцеремонно не вторгается холодное, щуплое тело и деловито не интересуется: какого чёрта Флоран не спит?
Только тогда Флоран позволяет себе, обняв тёплое, любимое, знакомое наизусть тело, провалиться на пару часов в беспокойный сон, чтобы повторить этот же цикл, но в другом дне.
Флоран боится заснуть, потому что страшно отпустить его. И Флорану кажется, что этот страх будет продолжаться вечно.
~***~
Чёт уносит меня, хехехе
![:alles:](http://static.diary.ru/picture/3224916.gif)
506 слов наркомании и графоманииКогда они встречаются случайно – конечно случайно, никто из них не выспрашивал, будет ли там другой – на вечеринке по неизвестно-какому-случаю у общего-малознакомого-друга, то долго делают вид, что не знают друг друга и стараются не пересекаться даже взглядами. До тех пор, конечно, пока их специально не сталкивают носами другие гости.
-Привет. – Флорану неловко и он неуклюже прячет руки в карманы и отводит взгляд в сторону, боясь посмотреть Микеле в глаза. Гитара за плечами вдруг становится невыносимо тяжёлой. И тяжесть эта неуютна и неприятна.
-Привет. – тихо шепчет Микеле, теребя фенечки на запястьях и платки на руках, режут и жгут нежную кожу ещё сильнее. Ему тоже жутко неловко и хочется сбежать далеко-далеко. Или нет.
-Я… как ты? – Флоран не знает, что сказать, чувствует повисшую в воздухе горечь и обречённость, которую не разбить никакими словами, потому что они застревают в них.
- Отлично. – Микеланджело кивает головой невпопад, будто бы пытается доказать, что это так. Только вот кому? Флорану? Себе самому?
Тишина становится неуютной, а воздух – кислотно-приторный и тяжёлый, который с трудом вдыхается и давит на лёгкие, мешая дышать, а посторонние звуки отходят на задний план, их почти не слышно – есть только они вдвоём. Флоран ненавидит их редкие встречи, отдающие горечью и чем-то ещё мерзким, как запах медикаментов в больнице. Они оба потом долго заглушают неясную тоску работой, случайными знакомствами и музыкой. Флоран это знает, как знает и Микеле.
-А ты? – Микеланджело выдыхает со свистом тяжёлый воздух, продолжая обмен традиционных любезностей, когда молчание затягивается.
И Флорану до дрожи хочется ответить: «Всё ужасно» и ещё кучу всего сказать ему. Но он позволяет себе лишь полупрозрачные намёки:
- Так же. Работаю. – Микеле вздрагивает и перестаёт теребить свои чёртовы фенечки и платки. Он правильно расшифровывает это «так же».
Кто-то из гостей – а может и сам хозяин вечеринки, которого ни Микеле, ни Флоран не помнят в лицо – уже изрядно подвыпивший, увидев их вместе, требует дуэт на импровизированной сцене.
Микеле захлёбывается воздухом, а Флоран забывает, как дышать и они оба синхронно мотают головой. Фло опережает Микеле всего на пару миллисекунд категоричным «Нет!».
Гости расстроенно вздыхают, а хозяин что-то недовольно бормочет. Микеле горбится и пытается незаметно покинуть место событий.
Флоран смотрит ему вслед и думает: Какого чёрта, мать вашу! Они два взрослых мужика, которым пошёл четвёртый десяток, а до сих пор играют в игры шестнадцатилетних подростков.
Фло в несколько шагов догоняет Микеле и хватает его за запястья, по мнению Флорана, увешанные всякой хренью, и тащит его в середину зала. Микеланджело от шока не сопротивляется, а может… может и не хочет. От этих мыслей Флоран вздрагивает и ускоряет шаг, крепче сжимая пальцы на руке у Микеле.
-Что поём? – спрашивает Флоран, уверенным движением, стягивая чехол гитары с плеча, когда они оказываются в самом центре облепившей их толпы.
-Tatoue-Moi! L’assasymphonie! Je dors sur des roses! – доносится с разных сторон. Флоран морщится и мотает головой – не сейчас, не то – до тех пор, пока робкий голос Микеле не шепчет еле слышно:
-Vivre?
И только тогда Флорана отпускает и он кивает и смотрит в горящие бешенным огнём глаза Микеле. А пальцы привычно ложатся на струны и знакомая мелодия, наконец-то, разбивает звенящую тишину между ними.
@темы:
Mozart l'opera rock,
Треш, угар и содомия,
хренчество,
трава